«Колхозы» в Маньчжоу-го

Специальный выпуск "Гуманитарные и экономические науки"

Гайкин В.А.

Институт истории, археологии и этнографии народов Дальнего Востока ДВО РАН (Россия, Владивосток)

Аннотация. Статья посвящена корейским «коллективным» деревням, создававшихся в Маньчжоуго (японской полуколонии), из корейских иммигрантов и выполнявших роль стабильного поставщика дешёвого зерна.

Ключевые слова: Маньчжоуго, коллективные деревни, корейские переселенцы.

 A collective villages in Manchzhougo

Abstract. the article is devoted to the Korean "collective" villages, were created in Manchzhougo (Japanese semi-colony) of Korean immigrants, performing the role of a stable supplier of cheap grain.

Key words: Manchzhougo, a collective village, Korean immigrants.

1. Введение: история «колхозов»

Советские колхозы не были изобретением топменеджеров партии большевиков, столкнувшейся с проблемой изыскания средств для ускоренной индустриализации страны, одним из главным источником инвестиций для которой должна была стать продажа зерна за рубеж. Аналогичные колхозам крупные зерновые хозяйства существовали в Германии с середины 19 века. Ленин назвал такой способ эксплуатации за минимальную плату фактически безземельных крестьян, превращённых в наёмных рабочих, «прусским путём развития капитализма в сельском хозяйстве» - юнкерским (помещичьим) землевладением (его антипод – фермерские хозяйства в США). Созданные по образцу, раскритикованных вождём мирового пролетариата немецких юнкерских хозяйств, колхозы выполняли роль поставщиков товарного хлеба, как на экспорт, так и для обеспечения продовольствием быстро растущего населения промышленных центров СССР. Во время Отечественной войны 1941-1945 гг. немецкая администрация на оккупированных территориях оставляла в неприкосновенности неотличимые от юнкерских поместий советские коллективные формы аграрного производства, резонно считая их идеальным механизмом изъятия продовольствия уже для немецкой армии. Единственная страна, где добровольные коллективные хозяйства (кибуцы) во 2-й половине ХХ века стали успешно функционирующим неотъёмлемым элементом сельскохозяйственного ландшафта это Израиль, что объясняется особым историко-психологическим фоном.

Аналогичные сельскохозяйственные структуры создавались японскими чиновниками в марионеточном государстве Маньчжоу-го, существовавшим на части территории Китая с 1931г. по 1945 г. Были ли они калькой с юнкерских хозяйств Германии или продуктом интеллектуального труда вдохновлённых советским опытом бывших членов японской компартии, работавших под контролем кэмпэйтай (японский аналог НКВД) в интересном НИИ «Мантэцу тёсабу» (Исследовательский отдел ЮМЖД) сказать трудно. В этой статье мы рассмотрим корейские «коллективные деревни», создаваемые в Маньчжурии оккупационной японской администрацией (1931 – 1945 гг.) как из местных корейцев, коих в Маньчжурии на 1931 г. насчитывалось около миллиона, так и из ввозимых в этот регион Китая переселенцев из Кореи.

2. Безопасные (коллективные) деревни (1931 – 1940 гг.)

Рис.1. Фото «классической» корейской коллективной деревни провинция Цзяньдао, уезд Яньцзи

Первые корейские «колхозы» начали создаватьd 1932 г. в Цзяньдао (регион Маньчжурии, населённый корейцами) из местных корейских крестьян и беженцев из районов активных боевых действий антияпонских партизан против вторгнувшейся японской армии. В маньчжурской «глубинке» разбросанные корейские хутора сселяли вместе, чтобы разорвать связи антияпонских повстанцев с крестьянами, снабжавшими инсургентов продовольствием (три десятилетия спустя во Вьетнаме эта антипартизанская тактика была воспроизведена в виде «стратегических деревень).

Японский автор Онда Сакубэ в серии статей, опубликованных в журнале «Мансю хёрон» в 1935 году проанализировал опыт коллективных деревень в Маньчжоу-го: «Сначала должностные лица уездов ведут переговоры с местными землевладельцами о переселении туда арендаторов и снижении арендной платы до 30% урожая. Площадь участка, который арендатор получал в коллективной деревне, зависела от числа членов семьи: пять гектаров – на домашнее хозяйство семьи менее пяти человек; десять гектаров – на семью из пяти и более членов. Для самообеспечения продовольствием, каждая семья должна была использовать по крайней мере один гектар для выращивания таких культур как ячмень, картофель, маис. Кредиты на 1 двор составляли - пятьдесят вон для строительства жилья и двадцать вон для ведения сельского хозяйства с условием погашения в течение трех лет под 8,4% годовых». [7, c. 22].
         Арендаторы были основным контингентом коллективных деревень. По данным опроса, проведенного в октябре 1934 года в провинции Цзяньдао арендаторы (и полуарендаторы) составляли около 67% жителей в шести коллективных деревнях в уезде Хверён и 52% в трех коллективных деревень в уезде Ванцин (соответственно 33% и 48% составляли коестьяне-собственники). По мнению ангажированного Онда Сакубэ (с которым мы не согласны – В.Г.): «корейские коллективные деревни реализовывали программу кредитования, направленную ​​на создание крестьян-собственников в качестве основной цели».[7, c. 27]. Используя субсидии администрации генерал-губернаторства Корея и Квантунской армии японские колонизайионные компании приобретали у помещиков участки земли или перекупали участки, приобретенные ранее генерал-губернаторством Корея, а затем сдавали их корейским крестьянам в аренду.

«Ноухау» японских менеджеров, организовавших корейские «колхозы» состояло в имитации процесса виртуальной передачи участков земли, которые обрабатывали корейские арендаторы в их собственность, что как-то мотивировало корейских «колхозников» на производительный труд. В реальности, кредиты, выдаваемые неимущим арендаторам на ведение сельского хозяйства, служили орудием закабаления крестьян. Обещания передать им землю после выплаты (возврата займов) были фантомной «морковкой», маячившим впереди притягательным миражом. Корейцы, которых переселяли в коллективные деревни не имели имущества и собственности, оставленных на прежнем месте проживания и были вынуждены брать кредиты, чтобы закупать все, начиная от продуктов питания и одежды до семян и сельскохозяйственных орудий. Они с трудом возвращали эти займы и оплачивали проценты по ним только для того, чтобы получить возможность взять новые кредиты. По мнению синхронного событиям японского автора: "обнищание крестьян в результате строительства коллективных деревень стало обычным явлением" [6, с.125].

Тем не менее, в отличие от советских «коллективных хозяйств» где практически единственным способом мотивации к труду был «кнут» изобретательные восточные менеджеры предложили крестьянам и этот виртуальный «пряник» (надежду стать собственником земли). Вторым отличием от колхозов была работа корейских крестьян на закреплённых за ними участках, что обусловливалось спецификой выращивания риса (большим объёмом ручного труда) и отсутствием машинной техники для возделывания суходольных культур. Вариантом советского «кнута» были организованные японскими колониальными структурами из тех же корейцев «Ассоциации взаимопомощи», поддерживавшие повседневную трудовую дисциплину под лозунгом самоуправления и контролировавшие своевременную выплату крестьянами кредитов и процентов по ним. Они же совместно с японскими «кураторами» осуществляли скупку и продажу всего урожая соответственно японским закупочным структурам. Скупка урожая осуществлялась как и в советских колхозах по ценам намного ниже рыночных, что по существу часто означало конфискацию урожая. Возможность выхода из «колхоза» не предусматривалась.

По мнению японских авторов, «за период 1932-1937гг. удалось создать 2906 частных корейских собственнических хозяйств, выдав им ссуды на покупкy земли и другие сельскохозяйственные цели общей суммой в 1 677 193 иены (по 577 иен на двор)» [5, c. 48]. «Ангажированные» обозреватели не договаривают, что выдачей ссуд занималась японская «Восточно-азиатская колонизационная компания» и все «облагодетельствованные» крестьяне попадали к ней в прямую (полуфеодальную) зави­симость. Документы на участок земли хранились у менеджеров этой компании, корейцы были фиктивными собственниками земли. К концу 30-х гг. обитатели коллективных деревень начали осознавать себя жертвами японской колониальной аферы, что выражалось в многочисленных случаях бегства из «мест обетованных». Численность населения коллективной деревни Ch'olryong снизилась с 384 домохозяйств в 1937 г. до 283 в 1940 г., в деревне Hadong с 683домохозяйств до 378 [9, c. 384].
     На рисунке 1 мы видим фото коллективной или «безопасной» деревни. Строгая линейная планировка улиц, дома-бараки. Всё сделано для осуществления тотального контроля за жизнью крестьян и круглосуточного наблюдения за ними с целью исключить контакты с партизанами. Вокруг деревни прочная изгородь и земляной защитный вал, необходимый для обороны деревенского отряда самообороны (создаваемого из прояпонски настроенных жителей) от антияпонских партизан, нуждавшихся в пополнении запасов продуктов. Выход из деревни корейцам после возвращения с полевых работ был запрещён.

3. Создание коллективных деревень из переселенцев из Кореи (1937 – 1945 гг.)

В августе 1936 г. правительство Маньчжоу-го и корейское генерал-губернаторство приняли «Программу руководства маньчжурскими корейцами» [3, c. 158], что положило начало плановому контролируемому переселению корейцев в Маньчжурию. Для этого были созданы две компании: 9 сентября 1936 г. в Сеуле – «Корейско-маньчжурская колонизационная компания», 14 сентября 1936 г. в Синьцзине – «Маньчжуро – корейская колонизационная компания». Функции первой: вложение капитала, работа с переселенцами в Корее (отбор, выдача ссуд на переселение). Функции второй компании – работа с переселенцами в Маньчжурии: расселение и контроль, концентрация в определенных местах уже живущих в стране корейцев, мероприятия по созданию собственнических хозяйств корейцев в Маньчжурии (закупка земли, выдача ссуд и т.д.).

Конкретизируя программу, нужно сказать, что в год намечалось вселять до 10 тысяч дворов корейцев. Районы вселения новых иммигрантов – Цзяньдао (основной район проживания корейцев в Маньчжурии) и 18 уездов Дунбяньдао (территория, прилегающая к реке Ялуцзян). Живущих в маленьких хуторах и деревнях корейских крестьян приграничных районов предполагалось переселять в определенные пункты, чтобы помешать снабжению продовольствием партизанских отрядов, а также создать вдоль границ с СССР нежилую зону [3, c. 345].

В 1937 г. из Кореи в Маньчжурию организованно выехали 2339 семей (12159 чел.), которые были помещены в 29 поселков уездов Аньту, Ванцин, Яньцзи и в 3 поселка уезда Инкоу [5, c. 201]. За 1938 г. были переселены 2799 дворов «коллективных» (14198 чел.) и 3156 дворов «организованных» колонистов (9958 чел.), всего 5955 семей [9, c. 184]. Предполагалось закупить 11220 тё земли, затратив на это, а также на ссуды корейским колонистам 3 млн. иен, намечалось создать 740 хозяйств крестьян-собственников [2, c. 39]. Земля, которую обрабатывали арендаторы регистрировалась как собственность переселенческой компании, и до тех пор, пока корейцы не возвращали всю ссуду с процентами, они фактически оставался на положении крепостных крестьян, полностью зависящих от компании. В 1939 г. наплыв переселенцев оказался рекордным. Общее их число составило 51994 чел., из них коллективных колонистов было 4845 семей (20085 чел.), дисперсных (переселявшихся самостоятельно) – 7231 семей (27056 чел.) [9, c. 206]. В 1940г. в Маньчжурию переселилось 4608 семей (15479 чел.) коллективных и организованных колонистов и 1842 семьи (7206 чел.) дисперсных [3, c. 236]. Это четырёхлетие (1937 – 1940 гг.) было периодом активной и довольно успешной деятельности японских переселенческих организаций в Корее, в сети которых попадали разоренные, не имевшие средств к существованию крестьяне. В 1941 г. переселили только 763 семьи колонистов – 3702 чел. (шестикратное уменьшение в сравнении с 1940 г.) и 1969 семей дисперсных переселенцев [3, c.204].

С 1942 г. начал осуществляться 2-й пятилетний «план освоения Маньчжурии». Подготовка к войне с СССР включала в себя заселение пограничных с Советским Союзом районов Маньчжурии лояльными колонистами. Японcкие колонисты в этом плане котировались выше корейцев. Программа корейской колонизации постепенно сворачивалась. На 1942 г. намечалось переселить 2500 семей коллективных и организованных переселенцев и 5000 дворов дисперсных иммигрантов-корейцев. Было переселено соответственно 2027 семей (9293 чел.) и 6356 семей (13732 чел.) [4, c. 372]. В 1943 г. в Маньчжурию выехали только1046 семей коллективных переселенцев-корейцев [1, c. 30]. В 1942 г. компания приобрела земельных участков для японских колнистов в 13 раз больше, чем для корейцев. Расходы на японскую колонизацию составили в 1942 г. 114 млн. иен, на корейскую – только 26 млн. иен. Примерно такое же соотношение затрат планировалось на 1943 и 1944 годы [4, c. 263].

Заключение.

В 1944 г. в Маньчжурии насчитывалось 24000 семей «коллективных» (сюдан) и «организованных» (сюраку) корейских колонистов [8 p.13] (10 % корейцев, занятых в сельском хозяйстве). Все они экономически полностью зависели от японских организаций, которые снабжали крестьян предметами первой необходимости, сельхозинвентарем, забирая практически всю товарную часть урожая. В системе колонизации Маньчжурии японские поселения имели военно-стратегическое значение. Они создавались у границ с СССР и должны были стать оплотом японского военно-политического влияния. Колонисты-корейцы не пользовались доверием колонизаторов, корейским «колхозам» отводилась роль продовольственной базы японской экспансии, стабильного поставщика больших объёмов дешёвого зерна. (Второй целью создания коллективных деревень было отсечение крестьян от партизан, искавших источники снабжения продовольствием). Вступление советских войск в Маньчжурию в августе 1945 г. прервало этот административно-хозяйственный эксперимент, поэтому о возможных отдалённых результатах «коллективизации» маньчжурской деревни можно только гадать.

Список литературы.

1. Ко Сынче. Манчу ноноп имин ы сахвесачок пунсок (Социально-исторический анализ сельскохозяйственных переселенцев в Маньчжурию). – Пэксан хакпо, 1971, № 10. с.28-40.
2. Котоку ённэндо такусэй сюмуся утиаи кайги гидзироку (Материалы конференции по проблемам колонизации 1937 г.). Б.м., 1938. 203 с.
3. Мансю кайтаку нэнкан. (Ежегодник колонизации Маньчжурии). Синьцзин: Мансюкоку цусинся, 1942. 403 с.
4. Мансю кайтаку нэнкан. (Ежегодник колонизации Маньчжурии). Синьцзин: Мансюкоку цусинся, 1944. 429 с.
5. Мансю ногё имин гайсэцу. (Краткий очерк переселенцев в Маньчжурии). Дайрен: Минами маню тэцудо кабусики кайся, 1939. 215 с.
6. Мансю хидзоку то тиан тайсаку (Маньчжурские бандиты и поли­тика умиротворения). Б.м. 1938г. с.125.

7. Онда Сакубэ. " Томан тихо ни окэру носон но гэндзё: сюдан бураку кэнсецу но дзёсэй (Земледельческие поселения в Восточной Маньчжурии: строительство коллективных деревень) // Мансю хёрон. 1935 сентябрь. с. 22
8. The Manchuria daily news. 19.5.1944.
9. 9. Hyun Ok Park. Two dreams in one bed. Duke university press. Durham and London. 2005.

Сведения об авторе:

Гайкин Виктор Алексеевич - к.и.н., старший научный сотрудник отдела изучения Японии и Кореи Института истории, археологии и этнографии народов Дальнего Востока ДВО РАН (Россия, Владивосток).

Author:

Guykin Victor Alexeyevich - Institute of History, Archaeology and Ethnography of the Peoples of the Far East, FEB RAS, Russia, Vladivostok.

• < Назад
• Вперед >